Тред о фидбеке, мотивации и дружбе автора с читателем

[Куртуазный анон]

Перенос темы из треда ЗФБ.
Было очень интересно, аноны, продолжайте, пожалуйста.

Этот тред - для мотивации и дружбы авторов и читателей, поэтому здесь запрещена критика авторов и чужих вкусов.

@темы: Фандом, Фандомные конкурсы и фесты

Comments

[Гость]

Начинал, натыкался на кого-то или на оэголике и аж отвращение возникало. И это очень грустно (((

Сочувствую тебе, анончик
Я-то написал, но, надеюсь, это будет последнее, что я написал для этого фандома.

[Гость]

Не знаю как этот анон, а вот я не смог написать на эту битву ни одного текста по этому фендому. Вообще. Даже драббла. Начинал, натыкался на кого-то или на оэголике и аж отвращение возникало. И это очень грустно (((

сочувствую анончик, мне тоже тяжко на эту битву, был текст с прошлой дописанный, внесли,, а так начала сразу три писать)) Интересно успею к спецквесту или нет? Дата выкладки к спецквесту и то корявая в пятницу)))

Потому же, почему даже в каноне они разные. Взгляд разных репортёров на разных персонажей даёт разное восприятие даже мимики, что уж говорить про мотивацию. Где один персонаж увидел скрываемые чувства, другой нашёл только холодность и презрение. Ну и так далее.

восприятие то может быть, но на этом то должно заканчиваться. А то вечно Гермионы за лето меняются))

[Гость]

восприятие то может быть, но на этом то должно заканчиваться. А то вечно Гермионы за лето меняются))

Это сложный момент, анон, потому что Гермионы за лето круто меняются в самом каноне, и в такой ситуации ООС перестаёт быть ООСом

[Гость]

Это сложный момент, анон, потому что Гермионы за лето круто меняются в самом каноне, и в такой ситуации ООС перестаёт быть ООСом

Ну не скажи, анон. Если в соответствии с канонным ООС-ом, герой на то время был таким, как описывает автор, это не ООС, а если у тебя по времени разница в характере есть с каноном, а герой не поменялся, то это ООС!!! (звучит как полная чушь)
Да какая разница, если честно! На фандоме столько людей, а такое чувство что все читают разные книги, где-то да мнение не сойдётся.

[Гость]

Я-то написал, но, надеюсь, это будет последнее, что я написал для этого фандома.

пока, о непризнанный монстр(

[Гость]

пока, о непризнанный монстр(
Не печалься, о, признанный монстр, я скучать по тебе не буду тоже XD

Да какая разница, если честно!
Соглашусь. Если фаноны автора и читателя сошлись, остальное не важно.

[Гость]

А я вот написал для ЗФБ два текста, посмотрел на них, посмотрел на команду, посмотрел на отсутствие беты и забил. Но не потому что оэголики злые или еще что-то, а потому что не прет.

[Гость]

Но не потому что оэголики злые или еще что-то, а потому что не прет.

Анон, а ты хочешь, чтобы пёрло по этому канону? Потому что если это не ради себя, а только ради фандома, то не стоит из кожи вон лезть
Или ты какой-то редкий пейринг написал?

[Гость]

Или ты какой-то редкий пейринг написал?

Редкие пейринги я писал в прошлый раз. В этот раз вальдмеер. Я тот самый человек который ходит когда попросят. Из серии, чувак, очень надо, давай же. Для себя я вообще не пишу. Редко какие-то мысли в формате драбблов. Мне писальни-говорильни по работе хватает.

[Гость]

В этот раз вальдмеер.
Тоже редкий пейринг.
Обнимаю тебя, анон, и очень хорошо понимаю.

[Гость]

В этот раз вальдмеер
Анон, выкладывай, я с удовольствием почитаю и на фидбек не поскуплюсь!

[Гость]

Анон, выкладывай, я с удовольствием почитаю и на фидбек не поскуплюсь!

Анон, спасибо конечно) но выкладывать без вычитки не хочется, потому что я не тот человек который пишет с первого раза на отлично. А с бетами все сложно. Не думайте, я не ломаюсь)

[Гость]

страдашки раз

В Хексберг наступил сезон туманов. Каждый вечер, ближе к закату, небольшие белые паутинки начинали появляться в низинах, расти, расползаться и, наконец, заполняли весь город и окрестности сплошной пеленой. Под мглистой завесой мир становился другим. Глухим, странным, порой даже пугающим. Любой силуэт искажался, свет от масляных фонарей превращался в размытый ореол, звуки смазывались.
Город затихал, будто укрытый одеялом. Редкие пешеходы стремились скорее дойти до дома, кутаясь в плащи и ругаясь на сырость.
У Олафа ныли суставы. Возраст и старые ранения напоминали о себе, заставляя усаживаться ближе к огню. Но страшнее была другая боль: в тумане так просто ошибиться – принять незнакомца за старого друга. Однажды, направляясь с Ротгером на вечернюю прогулку, он почти бросился к случайному прохожему с удивленным возгласом, так сильно тот напомнил ему Адольфа. Вальдес тогда придержал его за локоть, как оказалось не зря. Спешащий по своим делам мужчина, был совсем не тем, кем показался сквозь туманную завесу. Это происшествие подняло, улегшуюся было, волну горечи. Олаф ничего не сказал своему спутнику, покачав головой, но стал ловить себя на том, что знакомые силуэты, то и дело мелькали в переулках, проскальзывали мимо окон, мерещились на краю зрения. Адмирал цур Зее пытался утешить себя чтением Эсператии, но богословские тексты не облегчали боль.
Вечерние разговоры с Вальдесом помогали отвлечься, немного расшевелиться и изгнать уныние, но стоило двери закрыться за Бешеным, все возвращалось вновь. Олаф маялся, терзал себя бесконечным прокручиванием событий шторма, пытался понять, что он сделал не так. Туман ластился к окнам, оседал капельками, стремился прорваться внутрь. Ветви деревьев оставались недвижимыми, но где-то на границе слуха что-то шуршало и скреблось.
Олаф пытался лечить свою скорбь вином, но оно приносило лишь опьянение, вместо желаемого облегчения. Порой, ему приходилось просыпаться, будто от толчка, и всматриваться в темноту, зажигать свечи, чтобы убедиться, что фигуры у его постели – лишь сон. А после, долго маяться бессонницей. В одну из таких ночей, ему пришло в голову, что всем этим теням стоит дать имена, быть может, когда он вспомнит каждого, его совесть станет чиста, а души погибших упокоятся с миром. С той поры в толстом журнале, благородно подаренным ему хозяином, стали появляться строки. Сначала шло легко – на Нордкрооне Олаф знал каждого. Выводя на бумаге очередное имя, он буквально видел его обладателя. Порой, в глазах собиралась возмутительная влага, и ее приходилось смаргивать, обращая взгляд к потолку. Олафу казалось, что не чернилами он пишет, а кровью и морской водой. Но потом боль и тоска вернулись с новой силой, когда он понял, что на остальных кораблях, он знает в лучшем случае офицеров. Это доводило его до отчаяния. Казалось, важно вспомнить каждого. И плотника, и матроса и юнгу, что умерли под его командованием.
Наутро, когда Олаф пожаловался своему пленителю, что абсолютно не помнит имя того боцмана, что с такой странной улыбкой и подвеской из кости, Ротгер очень удивился и даже растерялся. «Полно, возможно ли запомнить все экипажи всех судов?» сказал он тогда. При свете дня его слова казались разумными, но вечером, вглядываясь в туман за окном, Олаф видел этот силуэт, видел лицо, смуглое и обветренное, серые глаза со смешинкой на дне. Ему казалось, что кто-то шепчет: «Кто я? Ты помнишь меня?». Становилось жутко, становилось больно. Эти люди верили в него и умерли из-за него, а он даже не помнит их имен. Достоин ли он быть адмиралом?
Утром он уверял себя, что совсем не обязан знать всех, что это нелепо и бессмысленно. Но ночью, когда туман заволакивал двор за окнами, тени приходили снова. Безымянные, безмолвные, бесплотные, терзающие душу немым вопросом. Всегда одним и тем же «Кто я?».
И Олаф снова возвращался к Эсператии, ища ответы в ней. Тщетно. Он часами сидел над своим журналом, вглядываясь в бумагу, изматывая себя попытками вспомнить. Генрих? Герард? А может и вовсе Клаус? Кто он? А кто вот тот вот матрос, со следами от кандалов. Кем он был, как его звали? А вот тот юнга, что как живой прильнул к стеклу. Так близко, что можно разглядеть веснушки на щеках. В такие моменты Олаф не выдерживал, стремительно распахивал окно, разгоняя завитки тумана, судорожно вдыхал влажный воздух, искал глазами силуэты, что мерещились ему. Но город за окнами спал, не ведая о его ночных гостях, а трава у дома оставалась не примятой.
«Мой дорогой гость, вы изводите себя!» говорил утром Ротгер, глядя на его осунувшееся лицо. «Поминать мертвецов должны богословы, а не адмиралы» Олаф лишь качал головой. Ему казалось, что души умерших заблудились в тумане и не могут найти путь в Рассвет. И что кто-то должен их позвать, протянуть им руку. Но он не мог. Он не помнил!
«У вас мания, Олаф!» восклицал Вальдес, беря его за руку и вглядываясь в глаза «Закатные кошки! Вы выжили в шторм, вы были ранены и выжили, но для чего?! Для того чтобы сейчас умереть от тоски?». Кальдмееру казалось, что талигойский адмирал находит его жалким и никчемным. Но выматывающие ночи делали даже это неважным.
«Ну хорошо, ваша взяла», резюмировал как-то Ротгер, придя к нему вечером с бутылкой ведьмовки «Давайте помянем вместе. Вы будете говорить, мы будем пить, я постараюсь вам помочь».
Выбор напитка был идеален, казалось, что это не полынная горечь на языке, а послевкусие от произнесенных вслух имен. Олаф говорил и говорил, сбиваясь, качая головой, поправляя сам себя. Ротгер слушал, покачивая стаканом в воздухе, кивал, не перебивая.
Туман за окнами замер, не клубился, не складывался в силуэты, не порождал неведомые звуки. Впитывал. Почти полная луна кочевала по небосклону, слегка разгоняя пелену.
К концу ночи Олаф охрип и опьянел. Он пытался донести до Ротгера как это важно, но не находил слов. В прочем, казалось, Вальдес все и так понимал, быть может, даже лучше него.
«Ложитесь спать, Олаф. Ночь на исходе, завтра полнолуние, я просто уверен, что когда луна пойдет на убыль, вам станет легче» И вот Ротгер уже отвел его в спальню, пожелал спокойной ночи и исчез, загадочно сверкнув темными глазами.
Лежа в постели, Олаф чувствовал облегчение, будто бы он сам до этого блуждал в тумане и вот, впереди просвет. Ему казалось, что в эту ночь Ротгер был путеводной звездой, но не для тех, чьи имена прозвучали, а для него самого.
Засыпая, адмирал цур Зее, надеялся, что когда он умрет и станет блуждать, кто-то очень близкий протянет ему руку и поможет дойти. Ночью тени не тревожили его, ему снилось рассветное пламенеющее солнце на вершине маяка.

[Гость]

страдашки два

Молочно-белый туман, лоскутами, изгибами, всепроникающей волной, поднимается из низин наверх. Скрывает метелки камыша, поглощая его шуршание, цепляется за корни сосен и скального можжевельника, омывает камни. Сверху, стремясь слиться с ним в бесконечном объятии, опускается облако. Влажной взвесью оседает на холмы, скальные вершины, скользит все ниже, топит город в своем безмолвии. Мгла укрывает бухту, пожирая звуки. Молчат чайки, не плещут волны, не шелестит ветер по дюнам. Влажное прохладное безмолвие.
На вершине скалы, пронзая белую завесу острыми пиками ветвей, замерла сосна. Молчат колокольчики, ленты и бусы не шелохнутся – нет ветра, что поднимет их в воздух. Языки тумана скользят по жемчужинам, оставляют на них капельки влаги, будто пробуют на вкус то, что принадлежит ветрам. Украдкой, пока хозяева не видят.
Из тумана, сплетенные из капель, появляются те, кого забрала морская пучина. Тянут руки друг к другу, пытаются собрать хоровод. Ведь известно всем, что каждый, кто в ночь будет плясать у сосны, получит благословение. Но нет ветра, что подхватил бы легкие фигуры, помог бы встретиться пальцам тех, кто на дне, за многие мили один от другого. Ни звука не исторгается из открытых ртов: не позвать друга, не проклясть врага. Безмолвная пляска потерянных душ, черные ветви, белые нити жемчуга, размытое пятно луны где-то в недосягаемом небе. Шаги.
Кто решил пройти сквозь пелену? Под чьими сапогами рождаются звуки? Чье движение приносит ветер?
Срываются маленькие камушки, без звука падают в молоко, проминается влажный изумрудный мох, скрадывая шаги, безмолвие стремится поглотить все. Но оно не властно над тем, кто идет. Ему не под силу заманить на скользкие, поросшие коварным лишайником валуны, не обмануть смутными силуэтами, подведя к обрыву. Шаги. Все выше.
Тени на вершине скалы волнуются, клубы тумана сворачиваются завитками. Кривятся рты, тянутся пальцы, в попытке ухватить ветер.
Шаги затихают. Тот, кто пришел, достиг вершины, замер у сосны, только дыхание колеблет туман.
-Слушайте меня. Смотрите на меня.
Встревоженный туман шарахается от звука голоса, вздрагивают колокольчики на ветвях, роняя дребезжащий звук.
-Вы рождались и жили, сражались и умирали. Теперь настало время идти дальше. Ступайте, не тревожьте живых, не являйтесь им во снах, не зовите с собой.
Тени колеблются, извиваются, сомневаются, не верят голосу.
-Уходите за грань Заката и дальше, с рожденным солнцем в Рассвет. Каждый будет помянут.
Туман движется, пелена лижет сапоги пришедшего, взбирается по штанам из грубой ткани, цепляется за рукава мундира, обвивается вокруг нитки жемчужных бус, зажатой в пальцах.
-Я укажу вам путь.
Рвется жемчужная нить, одна за одной, белоснежные капли падают на камни, катятся вниз, к обрыву, скрываются во мгле, чтобы упасть в воду. Одно за одним, имена погибших срываются с губ пришедшего. И тени тают, сливаются с влажным туманом, вслед за жемчугом устремляются в глубину, чтобы потом, родившись в пене, воспарить к небесам.
Свет от луны стремится к горизонту, а пришедший все говорит. Название судна, должность, имя. Бесконечная вереница погибших, поднятых из глубин, возвращающихся в глубину. Все меньше жемчужных бус на ветвях. Никто не забыт, за каждую душу морю оплачена дань.
Рассвет рождает ветер, приносящий первые робкие крики морских птиц. Туман отступает, скатывается с влажных камней, а последние имена, вместе с жемчугом, падают и падают. Нужно торопиться, важно успеть. Волнуются души, цепляются за обрывки тумана. С первым рассветным лучом последняя бусина начинает свой полет. Вздох. Все.
Мир оживает, золотятся капельки на подушечках мха, поблескивают ветви сосны, звенят колокольчики, взвиваются в потоках ветра ленты. Шаги. Вниз. Прочь.
Город у подножья скалы просыпается. Хлопают ставни, слышатся голоса животных и людей, поднимаются дымки от печей. Рассвет. Туман исчез, как и не бывало.
Шуршит метла по двору, сметает листья от подножия большого дерева.
-Ротгер, где вы были? Такой туман был! И ваш гость волновался за вас.
-А, право ерунда, не спалось, – улыбка, блеск глаз – я уверен, что мы с ним в тумане не потеряемся! Посвящается всем любителям вальдмеера. Заранее прошу прощения за ошибки и повторы.

[Гость]

Фикбучненько, дочитать не смог.

[Гость]

Фикбучненько, дочитать не смог.

Я бы съязвил, но не буду) Этот тред - для мотивации и дружбы авторов и читателей, поэтому здесь запрещена критика авторов и чужих вкусов.

[Гость]

Анон, выкладывай, я с удовольствием почитаю и на фидбек не поскуплюсь!

Фикбучненько, дочитать не смог.

Все что надо знать про ОЭфендом и его отношение ко всему.

Аноны, я понимаю что вы разные, скорее всего, но не могу. Яд просто заливает

[Гость]

Все что надо знать про ОЭфендом и его отношение ко всему.

Аноны, я понимаю что вы разные, скорее всего, но не могу. Яд просто заливает

анон, я тебя понимаю и сочувствую. Именно поэтому так много трепетных авторов (без негативного оттенка этого слова) не любят писать и выкладывать. Потому что всего 4 волшебных слова и у автора падает мотивация. Я отношусь к таким товарищам философски. Если человек не умеет читать шапку треда, чего от него ждать что он дочитает текст. Но зато мнение высказал. Молодец.

[Гость]

Все что надо знать про ОЭфендом и его отношение ко всему.

Да не, это не оэ-фандом, просто парочка токсичных засранцев, который свой токсик активно несут вовне. Такие люди несчастье для любого фандома. Типа монтажника, короч.

[Гость]

Все что надо знать про ОЭфендом и его отношение ко всему.
Только к плохому контенту.

[Гость]

Только к плохому контенту.

А ты, значит, главный судия, и мнение твоё - эталон.

Анон, я прочитал, и мне понравилось. Ты так здорово описываешь! Классно переданы чувства Олафа, его боль и горечь, и невольное узнавание, потому что так хочется, чтобы друзья были живы!
И то, как Ротгер слушал его, как помог ему выговориться - проникновенно.
И так ярко видны уходящие. Это же ведьмы им помогли? Здорово описано!

[Гость]

Да не, это не оэ-фандом, просто парочка токсичных засранцев, который свой токсик активно несут вовне. Такие люди несчастье для любого фандома. Типа монтажника, короч.

Может, попросить админов в эпиграф соо вывесить предупреждение, что тут бродят токсичные ебанько, обсирающие всё подряд, потому что не способны сдержать своё говно внутри?

[Гость]

А ты, значит, главный судия, и мнение твоё - эталон.
Где я это утверждал? Можешь считать эталоном, конечно. Тебе можно.

[Гость]

Где я это утверждал?

В том комменте, который я процитировал, в котором ты за весь фандом решаешь, какой контент "плохой", а какой - "хороший".

[Гость]

Придираться к запятым и повторам не буду. Это все поправимо.
Проблема в сомнительном посыле текста. За сочными описаниями природы спряталась неприглядная идея. Как ловко Кальдмееру помогли сбросить груз вины! Ай да Вальдес! Теперь можно начинать жизнь с нового листа. Еще Северный флот остался! Даешь Хексберг-2!

[Гость]

Эк вас батенька занесло... Хэксберг-2
О_о

[Гость]

Мне абсолютно фиолетовтовы токсичные мимокрокодилы. А вот Анон в 20.17, ты меня заставил глубоко задуматься. Вот же блин неожиданный взгляд со стороны. Автор.

[Гость]

Ух ты! Какая классная история! Чувства и настроения очень красиво выражены. Вальдес такой дух-хранитель, вроде незаметно, что помогает, а делает именно то что нужно))
Кальдмеер завязший в прошлом, наконец стал свободен. Надеюсь, у него теперь появится желание жить)

[Гость]

Милый автор, на думаешь чего - приноси следующую часть. Мне реально интересно, что будет дальше делать Кальдмеер, у которого совесть убрали.

[Гость]

у которого совесть убрали
Анон, винить себя в том, что не было в твоих силах исправить - это не совесть, а комплекс вины и завышение собственной значимости в духе "землетрясение, разрушившее город, из-за моих грехов произошло". Такое надо лечить у хорошего специалиста, а то и в стационаре. А в условиях Кэртианы - разве что магией.