Создайте, пожалуйста, тему для сбора существующих спойлеров и ссылок на них.
Новые спойлеры из финальной книги:
Марсель и Арлетта
Лионель
Мэллит и Селина
Матильда и Бонифаций
forum.kamsha.ru/index.php?topic=1156.0
ранееСпойлерные главки из грядущего тома, обнародованные на мартовской презентации "Р-5" в Доме книги "Медведково".
Разговор Луиджи с ЮлиейГайифа. Кипара
Ургот. Урготелла
1 год К.В. 1-й – 11-й день Зимних Ветров
.
1
(..............)
2
Слуги в коричневых с золотом ливреях распахнули двери, и Луиджи Джильди шагнул во влажное щебечущее благоухание. Одна из урготских герцогинь, кажется, бабка Фомы, души не чаяла в диковинных растениях, и в Урготеллу свозили все, что удавалось найти. За августейшей фамилией потянулись приближенные, потом мода перекинулась на Бордон с Агарией, но герцогские оранжереи так и остались непревзойденными. Прижимистый, как любой прирожденный торгаш, Фома, на бабкино наследство денег тоже не жалел, что вынуждало заподозрить некий малопонятный расчет. Вот расчет со скреплением союза Ургота и Фельпа браком был очевиден, причем новоиспеченный герцогский род выгадывал заметно больше. Отец так и сказал, и Луиджи без лишних слов согласился, а что ему еще оставалось? Жениться наследнику трона рано или поздно пришлось бы, так почему не сейчас и не на дочери Фомы? Её, по крайней мере, не было на вилле Бьетароццо.
Когда Луиджи теперь уже позапрошлой осенью болтался в Урготе, он был не более, чем капитан выкупленной Вороном галеры. Урготских наследниц будущий принц видел от силы пару раз, да и то издали. Старшая ходила в розовом и казалась выше и худее сестры, младшую одевали в голубое, видимо, из-за более светлых волос. Она и сейчас была в голубом, сидела у круглого бассейна, уткнувшись в книжку, хотя мраморная крошка под ногами гостя скрипела достаточно красноречиво. Неписанные правила требовали простоять несколько минут, якобы любуясь будущей супругой, и Луиджи остановился. Он еще мог уйти, но бегства бы никто не понял и первым – отец. Что ж, Юлия не хуже других, а лучшая в мире девушка уже год как упокоилась в родовом склепе. Когда-нибудь он доберется до Бордона и отнесет Поликсене белые венчальные маки. Если Фельп будет сильным, ему не откажут…
– Это вы? – свою роль в свадебной мистерии дочь Фомы помнила назубок.
– Да, сударыня, – как мог спокойно произнес капитан Джильди, принуждая себя смотреть на свеженькое румяное личико. Девушку, менее похожую на Поликсену с ее оленьими глазами, нужно было еще поискать, и слава Создателю! – Ваш батюшка разрешил мне с вами переговорить.
– Тогда прошу вас сесть, – ручка с пока еще девическим браслетом указала на обитый шелком пуф. Принцесса занимала такой же, а между пуфами целомудренно втиснулся столик с фруктами и какой-то корзинкой, кажется, из серебра.
– Простите, что прервал ваше уединение. – Свой долг он исполнит, а новой любви в его жизни не будет, да и решено уже все. – Вы читали?
– Да, я люблю здесь читать, – Юлия тронула приколотый к груди мясистый цветок, с которым Луиджи после объяснения предстояло отправиться к Фоме. – Я предпочитаю стихи… Они позволяют прожить и прочувствовать то, чем мы обделены по воле рока.
– Вы совершенно правы, – согласился капитан Джильди. В поэзии он разбирался скверно, да и говорить о слащавой ерунде не хотелось совершенно. – Сударыня, ваш батюшка разрешил мне переговорить с вами. Я надеюсь, моя просьба не станет для вас неприятной неожиданностью. Фельп и Ургот – добрые союзники, и союз этот после устранения дуксии должен стать еще теснее. Наши отцы полагают, что правящим домам Ургота и Фельпа надо связать себя еще и родственными узами. Это и в самом деле необходимо, но вы еще и хороши собой, и умны. Фельп будет счастлив, если вы окажете ему честь и согласитесь стать моей супругой. Я надеюсь, вы полюбите наш великий город и не сомневаюсь, что он полюбит вас.
Все! Нужные слова сказаны, пути назад нет! Пухленькая девица опускает глазки, смотрит в воду. Журчит фонтан, в прозрачной воде шевелятся рыбы – оранжевые, белые и какие-то пегие, бело-рыжие… Щебечет морискилла, одуряюще пахнет цветами. Муцио просил руки Франчески на берегу моря, они были счастливы, пока не вмешалась смерть. Франческа помнила свою любовь недолго, но она женщина, а женское сердца не терпит холода и пустоты.
– Сударыня, умоляю вас ответить.
– Это так неожиданно… Папа мне говорил, но я не думала, что вы столь торопливы… До мистерии, до катаний по лагуне… Вы читали о Феличе и Асканио? Они надели свадебные туалеты и бросились в морские волны, взявшись за руки. Ревела буря, гром гремел, бушевали в дебрях вихри, это стихии оплакивали истинную страсть. Всю ночь.
– Да, сударыня, я об этом читал, – Тут хочешь, не хочешь, а врать приходится, – очень печально.
– Они друг друга любили, а мы с вами нет. – Юлия зачерпнула из примеченной Луиджи корзинки чего-то вроде серых крошек и швырнула в воду. Полусонные рыбины немедленно ожили и всплыли, они пихались и широко разевали круглые рты, они были отвратительны.
– Наши сердца нам не принадлежат, но и мы можем быть счастливы. – Ведь знал же, что с ломаками без выкрутасов не обойтись! Начни он с какой-нибудь сладкой дури, короче бы вышло. – Вы прекрасны и умны, вас трудно не полюбить. Со временем… Мы будем гулять между гротами, придет весна, зацветут олеандры, нам никто не будет мешать. Весна – пора страсти, и она…
– Прекратите. – Юлия отправила в рыбьи пасти еще одну пригоршню корма. – Я согласна стать вашей женой, но у меня есть условие. Вы не станете требовать от меня любви, поскольку мое сердце навеки отдано другому. Я не уроню вашей чести и чести города Фельпа и подарю вам наследника. От вас я буду ждать того же.
– Да, – пробормотал Джильди, чудом не брякнув, что подарить наследника мужчина не может. – Вы – поразительная… девушка, сударыня.
– Я знаю, что такое любовь, – в бурлящую от разинутых ртов воду полетела очередная подачка. – Вы же ее не знаете и не узнаете никогда. Мужчины редко способны любить, их сердца полны жестокости и похоти. Я возьму с собой секретаря, камеристок, музыкантов, но фрейлин наберу в Фельпе. Я рву с прошлым, хотя из души его не вырвать, оно будет терзать меня вечно.
– Я вас понял, сударыня. Разумеется, я принимаю ваше условие. – Вот и прекрасно, лучше просто быть не может, но какая же она дура! Правда, имя мерзавца узнать придется. Хорошо, если он не из гайифских прихвостней, тогда его просто придется держать подальше от Фельпа. – Но я должен знать… кому вы отдали свое сердце. Поверьте, я бы не осмелился коснуться вашей раны, но великая герцогиня Фельпа не может… любить его врага.
– А я и не люблю, – корзинка опустела, но рыбы внизу этого еще не поняли и продолжали кишеть. – Мое сердце принадлежит спасителю Фельпа, и мой сын будет назван в его честь. Таково мое второе условие.
– Так вы любите…
– Не произносите это имя, – потребовала толстушка с корзинкой. – Я ответила на ваш вопрос и довольно. Можете идти к отцу и передать… что его дочь исполнит родительскую волю и прощает его и сестру. Возьмите этот анемон… Он жжет мне руку.
– Анемон? – Удивился Джильди, который точно знал, что анемоны не жгутся и шипов у них нет.
– Голубой анемон – тень несбывшегося счастья. Он подобен сломанному крылу любви, оплаканному облаками. Ступайте, позвольте мне побыть одной.
– Да, сударыня, – Джильди торопливо схватил цветок, чей стебель был предусмотрительно вставлен в маленькую бутылочку. – Поверьте, мы еще будем счастливы.
– Это невозможно, – отрезала теперь уже невеста, – Мужчина способен жить без любви, но я создана для любви, я люблю и буду оплакивать свою любовь вечно. Всякий раз, когда будет звучать кэналлийская гитара и дуть ветер с запада, мое сердце станет истекать кровью. Но вы этого не заметите, этого никто не заметит. Идите же!
– Да-да…
Из оранжереи Луиджи выскочил куда быстрее, чем положено счастливому жениху. К счастью, в прилегающих залах посторонних не было, только стража и слуги. Капитан Джильди перехватил цветок так, чтобы не было видно бутылочки и отправился сообщать о полученном согласии. Никаких трудностей беседа с будущем тестем не сулила, а грядущую церемонию, приданое и предшествующие отъезду молодых в Фельп увеселения Фома уже обговорил с загодя приехавшей Франческой. Теперь Луиджи об этом жалел: в самом деле серьезный разговор заставляет думать о деле, а не о дурацких признаниях. На душе было мерзко, хотя чего удивляться, что начитавшаяся стихов пампушка влюбилась в Ворона? Клелия на нем еще не так висела. «Со мной у тебя будет, как никак…» Тьфу-ты, пакость!
Пакостью была давнишняя ночь с пантерками, завершившаяся то ли бредом, то ли визитом нечисти. Пакостью были сегодняшний разговор и будущая свадьба. Конечно, Алву никто не затмит, даже Савиньяк, а влюбленная в кэналлийца дура не станет размениваться на всякую мелочь, но жить с женщиной, которая тебя каждый день станет сравнивать… Да еще об этом говорить, а говорить Юлия будет! И потом она, чего доброго, разведет рыб и примется их кормить.
Разговор Луиджи с ФранческойУргот. Урготелла
1 год К.В. 12-й день Зимних Ветров
1
(................)
2
Проклятые рыбы, не видя корма, смирно лежали на дне, чуть шевеля плавниками, зато морискиллы надрывались вовсю, видимо, в их песнях в самом деле не было корысти, только лучше бы они заткнулись!
– Не стоит беситься, – Франческа поправила выбившийся из-под сетки локон, – это самый верный способ сделать неприятное невыносимым. Сядем.
– Только не здесь! – фыркнул Джильди, и торопливо объяснил. – Я тут объяснялся, а Юлия кормила рыб. Видела бы ты, как они жрали!
– Я видела, – утешила пока еще вдова Муцио, огибая столик с кормом. – Зимний сад – любимое место Юлии; она считает, что ей идет пребывать средь дерев и журчащих струй, так что тебе придется устроить в Фельпе нечто сопоставимое.
– Зачем? Это в Урготе полгода льет, а у нас зимой гулять приятней, чем летом. И сад мать разбила вполне приличный. Добавим, раз уж в герцоги угодили, ваз со статуями, и хватит.
– Ты ошибаешься. Вам с Юлией для счастливого брака нужен зимний сад и вдосталь музыкантов и поэтов. Если подойти к делу разумно, обойдется не столь уж и дорого.
– Франческа, – хорошо, что в Урготелле хоть с кем-то можно не кривить душой, – ты же понимаешь, что счастлив я никогда не буду. Да, я согласился на эту… Юлию ради отца и Фельпа, и я женюсь…
– Рану можно перевязать, – женщина остановилась, будто перед ней натянули веревку, – а можно приложить к ней чеснок, чем ты и занимаешься. Пойми, это глупо.
– Я понимаю… свою рану ты перевязала, и она зажила. Не думай, я желаю тебе счастья с Савиньяком.
– Да, – кивнула сразу и вдова, и невеста. – Я хочу быть счастливой, и я буду счастлива. После письма, которое мне наконец-то написал граф Лэкдеми, я в этом уверена, но речь о тебе и Юлии. Меня подобные женщины удручают, но ни одна молоденькая жена не заслуживает страдающего от вымышленного горя мужа.
– Зачем? – слегка растерялся Джильди. – Зачем ты… Если ты, конечно, не хочешь ссоры! Я знаю, ты была влюблена в Муцио, иначе ты бы никогда не вышла за моряка, но теперь ты его забыла. Тебе неприятно, что я храню верность Поликсене?
– Ты хранишь верность своим грезам. – Теперь она повернулась и, не оглядываясь, пошла вымощенной мраморными плитками дорожкой. Пришлось догонять, отводя от лица что-то перистое, будто укроп разросся.
– Грезам? Ты называешь это грезами?!
– Я вежлива, иначе выбрала бы другое слово. С Поликсеной ты ни разу не говорил, вот и натянул на нее свои фантазии, как портнихи натягивают платье на манекен. А он ожил, будто в кошмарном сне.
Луиджи, я не забыла Муцио и никогда не забуду, но наша любовь была настоящей. Муцио умер, я осталась жить и буду жить дальше, помнить и жить; ты же сунул голову в траурный мешок и свою любовь не увидишь, даже если она окажется рядом. Юлия тоже живет в мешке, но он у нее хотя бы ажурный и с бантами.
– О да! – Сказать? Почему нет? Секрет этой дуры знают все, от Фомы до этого «укропа»! – Она, знаешь ли, любит Алву и требует не ждать от нее ничего, кроме исполнения долга!
– Так почему ты не рад? – В устах мужчины подобное удивление – приглашение к вызову. –Такая удача для тебя! Разумеется, если ты не лжешь, нет, не мне и не своим приятелям, а себе.
– Тут ты права, с влюбленной в Алву куклой мне будет проще, только это… унизительно и для меня, и для Фельпа. – Это она поймет, Скварца есть Скварца. В политике первые, в торговле – вторые, но честь и чувства не про них! – Юлия глупа, я об этом слышал и раньше, а теперь убедился. Глупа и болтлива, она примется объяснять всем, что вышла за меня по приказу отца, а сама страдает…
– Ты делаешь ровно то же.
– Ты сравниваешь?! Меня и… О моем горе знают только близкие, а что на уме у Юлии, известно даже этим кошачьим рыбам!
– Это как раз не страшно, – Франческа чуть улыбнулась, Муцио обожал эту ее улыбку, а она выходит замуж за талигойского маршала. – Рыбы молчаливы, а вот Дерра-Пьяве – не слишком. Ты ревнуешь к Ворону?
– Да нет же! Пусть любит хоть Валме, только молча! Почему я должен это знать? Что за дурацкие условия, можно подумать, мне нужно ее сердце!
– Ну так его тебе и не предлагают. Ты предпочел бы, чтобы жена донимала тебя своей любовью и рыдала от твоей холодности?
– Я предпочел бы, чтоб она молчала, и чтобы у нее в голове было хоть что-то! Моя жена не должна опозорить ни нас с отцом, ни Фельп.
– Твое счастье, Луиджи, что я за тебя замуж не выйду. – Франческа привстала на цыпочки и отломила темно-красный бутон, оказывается это перистое умело цвести! – Ни одна женщина, у которой в голове есть хоть что-то, не выйдет за тебя без острой на то необходимости. Умная жена либо будет тобой вертеть, возможно, еще и изменяя, либо тебя отравит. Я бы отравила.
– Пусть об этом болит голова у Савиньяка!
– Зачем? – женщина поднесла сорванный цветок к губам. – Эмиль меня любит так же, как любил Муцио. И тоже боится покоя, того, что мы привыкнем друг к другу и пламя погаснет. К счастью, моряки и маршалы уходят и возвращаются, этого довольно, чтобы сердце горело и не сгорало. Нет, я не стану травить человека, которого люблю и который от меня ничего не скрывает.
– Рад за вас. – Пора прекращать эти излияния! – На свадьбу тебя ждать?
– Скорее всего. Имей в виду, если к осени не случится ничего по-настоящему неожиданного, на свадьбе будет и регент Талига. Все, и в первую очередь мориски, должны увидеть, что Рокэ Алва – друг Фельпа и Ургота. Постарайся вести себя прилично.
– Втолкуй это Юлии. Жениться на девице, которая прилюдно бросается на шею хоть бы и регенту Талига, я не смогу.
– Она не бросится, по крайней мере при всех, а вот ты наверняка будешь с ним пить и рискуешь выставить себя не лучшим образом. Насколько я понимаю Алву, ему ревнивцы не нравятся.
– Ты хочешь сказать, что я ревную? Этот… пиончик?!
– Несомненно. Причем из всех видов ревности твоя не только самая пошлая, но и самая безвыходная. Ты избавишься от нее, лишь добившись любви, но у ревнивцев обычно с этим плохо.
– Не думал, что мне захочется назвать глупой женщину, которая… которая…
– … добыла твоему отцу корону?
– Нет, была женой моего друга… Я считал тебя и своим другом, видимо, зря.
– Если под дружбой понимать прикладывание примочек к царапинам, то на такую дружбу я в самом деле неспособна, но счастья я тебе желаю, а быть счастливым с Юлией ты, именно ты, сможешь.
– Так мило дураком меня еще не называли! Тебе нужна ссора, Франческа? Ты поняла, что хочешь стать правящей герцогиней, но теперь это не выйдет? Или я тебе напоминаю о том, что ты хочешь забыть?
– До сего дня ты мне не напоминал ни о чем, теперь, видимо, будешь. Рыб на дне бассейна и пионы, а ссора мне не нужна и ее не будет. Послезавтра я уезжаю в Талиг, для начала – к графу Валмону. Нужно решать с торговыми пошлинами и преференциями, Фельп был и остается торговым городом, а теперь ему предстоит содержать еще и герцогский двор, а это удовольствие не из дешёвых.
– И поэтому ты подбиваешь меня разводить морисские сорняки!
– Да, потому что злящийся с утра до вечера герцог обойдется дороже двора и флота вместе взятых, – женщина заложила цветок за диадему и свернула на боковую тропинку. Луиджи непонятно зачем тоже повернул.
Идти рядом было невозможно, смотреть Франческе в спину не хотелось, к тому же нахальные растения так и норовили сунуть в глаз ветку или висячий корень. Не будь этого Луиджи бы понял, куда выводит дорожка раньше, а так свисающие чуть ли ни до земли пестрые плети внезапно расступились и счастливого жениха вынесло к бассейну с фонтаном. Другому, но на дне все равно шевелили плавниками все те же пегие рыбины...
Предыдущие треды: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
Новые спойлеры из финальной книги:
Марсель и Арлетта
Лионель
Мэллит и Селина
Матильда и Бонифаций
forum.kamsha.ru/index.php?topic=1156.0
ранееСпойлерные главки из грядущего тома, обнародованные на мартовской презентации "Р-5" в Доме книги "Медведково".
Разговор Луиджи с ЮлиейГайифа. Кипара
Ургот. Урготелла
1 год К.В. 1-й – 11-й день Зимних Ветров
.
1
(..............)
2
Слуги в коричневых с золотом ливреях распахнули двери, и Луиджи Джильди шагнул во влажное щебечущее благоухание. Одна из урготских герцогинь, кажется, бабка Фомы, души не чаяла в диковинных растениях, и в Урготеллу свозили все, что удавалось найти. За августейшей фамилией потянулись приближенные, потом мода перекинулась на Бордон с Агарией, но герцогские оранжереи так и остались непревзойденными. Прижимистый, как любой прирожденный торгаш, Фома, на бабкино наследство денег тоже не жалел, что вынуждало заподозрить некий малопонятный расчет. Вот расчет со скреплением союза Ургота и Фельпа браком был очевиден, причем новоиспеченный герцогский род выгадывал заметно больше. Отец так и сказал, и Луиджи без лишних слов согласился, а что ему еще оставалось? Жениться наследнику трона рано или поздно пришлось бы, так почему не сейчас и не на дочери Фомы? Её, по крайней мере, не было на вилле Бьетароццо.
Когда Луиджи теперь уже позапрошлой осенью болтался в Урготе, он был не более, чем капитан выкупленной Вороном галеры. Урготских наследниц будущий принц видел от силы пару раз, да и то издали. Старшая ходила в розовом и казалась выше и худее сестры, младшую одевали в голубое, видимо, из-за более светлых волос. Она и сейчас была в голубом, сидела у круглого бассейна, уткнувшись в книжку, хотя мраморная крошка под ногами гостя скрипела достаточно красноречиво. Неписанные правила требовали простоять несколько минут, якобы любуясь будущей супругой, и Луиджи остановился. Он еще мог уйти, но бегства бы никто не понял и первым – отец. Что ж, Юлия не хуже других, а лучшая в мире девушка уже год как упокоилась в родовом склепе. Когда-нибудь он доберется до Бордона и отнесет Поликсене белые венчальные маки. Если Фельп будет сильным, ему не откажут…
– Это вы? – свою роль в свадебной мистерии дочь Фомы помнила назубок.
– Да, сударыня, – как мог спокойно произнес капитан Джильди, принуждая себя смотреть на свеженькое румяное личико. Девушку, менее похожую на Поликсену с ее оленьими глазами, нужно было еще поискать, и слава Создателю! – Ваш батюшка разрешил мне с вами переговорить.
– Тогда прошу вас сесть, – ручка с пока еще девическим браслетом указала на обитый шелком пуф. Принцесса занимала такой же, а между пуфами целомудренно втиснулся столик с фруктами и какой-то корзинкой, кажется, из серебра.
– Простите, что прервал ваше уединение. – Свой долг он исполнит, а новой любви в его жизни не будет, да и решено уже все. – Вы читали?
– Да, я люблю здесь читать, – Юлия тронула приколотый к груди мясистый цветок, с которым Луиджи после объяснения предстояло отправиться к Фоме. – Я предпочитаю стихи… Они позволяют прожить и прочувствовать то, чем мы обделены по воле рока.
– Вы совершенно правы, – согласился капитан Джильди. В поэзии он разбирался скверно, да и говорить о слащавой ерунде не хотелось совершенно. – Сударыня, ваш батюшка разрешил мне переговорить с вами. Я надеюсь, моя просьба не станет для вас неприятной неожиданностью. Фельп и Ургот – добрые союзники, и союз этот после устранения дуксии должен стать еще теснее. Наши отцы полагают, что правящим домам Ургота и Фельпа надо связать себя еще и родственными узами. Это и в самом деле необходимо, но вы еще и хороши собой, и умны. Фельп будет счастлив, если вы окажете ему честь и согласитесь стать моей супругой. Я надеюсь, вы полюбите наш великий город и не сомневаюсь, что он полюбит вас.
Все! Нужные слова сказаны, пути назад нет! Пухленькая девица опускает глазки, смотрит в воду. Журчит фонтан, в прозрачной воде шевелятся рыбы – оранжевые, белые и какие-то пегие, бело-рыжие… Щебечет морискилла, одуряюще пахнет цветами. Муцио просил руки Франчески на берегу моря, они были счастливы, пока не вмешалась смерть. Франческа помнила свою любовь недолго, но она женщина, а женское сердца не терпит холода и пустоты.
– Сударыня, умоляю вас ответить.
– Это так неожиданно… Папа мне говорил, но я не думала, что вы столь торопливы… До мистерии, до катаний по лагуне… Вы читали о Феличе и Асканио? Они надели свадебные туалеты и бросились в морские волны, взявшись за руки. Ревела буря, гром гремел, бушевали в дебрях вихри, это стихии оплакивали истинную страсть. Всю ночь.
– Да, сударыня, я об этом читал, – Тут хочешь, не хочешь, а врать приходится, – очень печально.
– Они друг друга любили, а мы с вами нет. – Юлия зачерпнула из примеченной Луиджи корзинки чего-то вроде серых крошек и швырнула в воду. Полусонные рыбины немедленно ожили и всплыли, они пихались и широко разевали круглые рты, они были отвратительны.
– Наши сердца нам не принадлежат, но и мы можем быть счастливы. – Ведь знал же, что с ломаками без выкрутасов не обойтись! Начни он с какой-нибудь сладкой дури, короче бы вышло. – Вы прекрасны и умны, вас трудно не полюбить. Со временем… Мы будем гулять между гротами, придет весна, зацветут олеандры, нам никто не будет мешать. Весна – пора страсти, и она…
– Прекратите. – Юлия отправила в рыбьи пасти еще одну пригоршню корма. – Я согласна стать вашей женой, но у меня есть условие. Вы не станете требовать от меня любви, поскольку мое сердце навеки отдано другому. Я не уроню вашей чести и чести города Фельпа и подарю вам наследника. От вас я буду ждать того же.
– Да, – пробормотал Джильди, чудом не брякнув, что подарить наследника мужчина не может. – Вы – поразительная… девушка, сударыня.
– Я знаю, что такое любовь, – в бурлящую от разинутых ртов воду полетела очередная подачка. – Вы же ее не знаете и не узнаете никогда. Мужчины редко способны любить, их сердца полны жестокости и похоти. Я возьму с собой секретаря, камеристок, музыкантов, но фрейлин наберу в Фельпе. Я рву с прошлым, хотя из души его не вырвать, оно будет терзать меня вечно.
– Я вас понял, сударыня. Разумеется, я принимаю ваше условие. – Вот и прекрасно, лучше просто быть не может, но какая же она дура! Правда, имя мерзавца узнать придется. Хорошо, если он не из гайифских прихвостней, тогда его просто придется держать подальше от Фельпа. – Но я должен знать… кому вы отдали свое сердце. Поверьте, я бы не осмелился коснуться вашей раны, но великая герцогиня Фельпа не может… любить его врага.
– А я и не люблю, – корзинка опустела, но рыбы внизу этого еще не поняли и продолжали кишеть. – Мое сердце принадлежит спасителю Фельпа, и мой сын будет назван в его честь. Таково мое второе условие.
– Так вы любите…
– Не произносите это имя, – потребовала толстушка с корзинкой. – Я ответила на ваш вопрос и довольно. Можете идти к отцу и передать… что его дочь исполнит родительскую волю и прощает его и сестру. Возьмите этот анемон… Он жжет мне руку.
– Анемон? – Удивился Джильди, который точно знал, что анемоны не жгутся и шипов у них нет.
– Голубой анемон – тень несбывшегося счастья. Он подобен сломанному крылу любви, оплаканному облаками. Ступайте, позвольте мне побыть одной.
– Да, сударыня, – Джильди торопливо схватил цветок, чей стебель был предусмотрительно вставлен в маленькую бутылочку. – Поверьте, мы еще будем счастливы.
– Это невозможно, – отрезала теперь уже невеста, – Мужчина способен жить без любви, но я создана для любви, я люблю и буду оплакивать свою любовь вечно. Всякий раз, когда будет звучать кэналлийская гитара и дуть ветер с запада, мое сердце станет истекать кровью. Но вы этого не заметите, этого никто не заметит. Идите же!
– Да-да…
Из оранжереи Луиджи выскочил куда быстрее, чем положено счастливому жениху. К счастью, в прилегающих залах посторонних не было, только стража и слуги. Капитан Джильди перехватил цветок так, чтобы не было видно бутылочки и отправился сообщать о полученном согласии. Никаких трудностей беседа с будущем тестем не сулила, а грядущую церемонию, приданое и предшествующие отъезду молодых в Фельп увеселения Фома уже обговорил с загодя приехавшей Франческой. Теперь Луиджи об этом жалел: в самом деле серьезный разговор заставляет думать о деле, а не о дурацких признаниях. На душе было мерзко, хотя чего удивляться, что начитавшаяся стихов пампушка влюбилась в Ворона? Клелия на нем еще не так висела. «Со мной у тебя будет, как никак…» Тьфу-ты, пакость!
Пакостью была давнишняя ночь с пантерками, завершившаяся то ли бредом, то ли визитом нечисти. Пакостью были сегодняшний разговор и будущая свадьба. Конечно, Алву никто не затмит, даже Савиньяк, а влюбленная в кэналлийца дура не станет размениваться на всякую мелочь, но жить с женщиной, которая тебя каждый день станет сравнивать… Да еще об этом говорить, а говорить Юлия будет! И потом она, чего доброго, разведет рыб и примется их кормить.
Разговор Луиджи с ФранческойУргот. Урготелла
1 год К.В. 12-й день Зимних Ветров
1
(................)
2
Проклятые рыбы, не видя корма, смирно лежали на дне, чуть шевеля плавниками, зато морискиллы надрывались вовсю, видимо, в их песнях в самом деле не было корысти, только лучше бы они заткнулись!
– Не стоит беситься, – Франческа поправила выбившийся из-под сетки локон, – это самый верный способ сделать неприятное невыносимым. Сядем.
– Только не здесь! – фыркнул Джильди, и торопливо объяснил. – Я тут объяснялся, а Юлия кормила рыб. Видела бы ты, как они жрали!
– Я видела, – утешила пока еще вдова Муцио, огибая столик с кормом. – Зимний сад – любимое место Юлии; она считает, что ей идет пребывать средь дерев и журчащих струй, так что тебе придется устроить в Фельпе нечто сопоставимое.
– Зачем? Это в Урготе полгода льет, а у нас зимой гулять приятней, чем летом. И сад мать разбила вполне приличный. Добавим, раз уж в герцоги угодили, ваз со статуями, и хватит.
– Ты ошибаешься. Вам с Юлией для счастливого брака нужен зимний сад и вдосталь музыкантов и поэтов. Если подойти к делу разумно, обойдется не столь уж и дорого.
– Франческа, – хорошо, что в Урготелле хоть с кем-то можно не кривить душой, – ты же понимаешь, что счастлив я никогда не буду. Да, я согласился на эту… Юлию ради отца и Фельпа, и я женюсь…
– Рану можно перевязать, – женщина остановилась, будто перед ней натянули веревку, – а можно приложить к ней чеснок, чем ты и занимаешься. Пойми, это глупо.
– Я понимаю… свою рану ты перевязала, и она зажила. Не думай, я желаю тебе счастья с Савиньяком.
– Да, – кивнула сразу и вдова, и невеста. – Я хочу быть счастливой, и я буду счастлива. После письма, которое мне наконец-то написал граф Лэкдеми, я в этом уверена, но речь о тебе и Юлии. Меня подобные женщины удручают, но ни одна молоденькая жена не заслуживает страдающего от вымышленного горя мужа.
– Зачем? – слегка растерялся Джильди. – Зачем ты… Если ты, конечно, не хочешь ссоры! Я знаю, ты была влюблена в Муцио, иначе ты бы никогда не вышла за моряка, но теперь ты его забыла. Тебе неприятно, что я храню верность Поликсене?
– Ты хранишь верность своим грезам. – Теперь она повернулась и, не оглядываясь, пошла вымощенной мраморными плитками дорожкой. Пришлось догонять, отводя от лица что-то перистое, будто укроп разросся.
– Грезам? Ты называешь это грезами?!
– Я вежлива, иначе выбрала бы другое слово. С Поликсеной ты ни разу не говорил, вот и натянул на нее свои фантазии, как портнихи натягивают платье на манекен. А он ожил, будто в кошмарном сне.
Луиджи, я не забыла Муцио и никогда не забуду, но наша любовь была настоящей. Муцио умер, я осталась жить и буду жить дальше, помнить и жить; ты же сунул голову в траурный мешок и свою любовь не увидишь, даже если она окажется рядом. Юлия тоже живет в мешке, но он у нее хотя бы ажурный и с бантами.
– О да! – Сказать? Почему нет? Секрет этой дуры знают все, от Фомы до этого «укропа»! – Она, знаешь ли, любит Алву и требует не ждать от нее ничего, кроме исполнения долга!
– Так почему ты не рад? – В устах мужчины подобное удивление – приглашение к вызову. –Такая удача для тебя! Разумеется, если ты не лжешь, нет, не мне и не своим приятелям, а себе.
– Тут ты права, с влюбленной в Алву куклой мне будет проще, только это… унизительно и для меня, и для Фельпа. – Это она поймет, Скварца есть Скварца. В политике первые, в торговле – вторые, но честь и чувства не про них! – Юлия глупа, я об этом слышал и раньше, а теперь убедился. Глупа и болтлива, она примется объяснять всем, что вышла за меня по приказу отца, а сама страдает…
– Ты делаешь ровно то же.
– Ты сравниваешь?! Меня и… О моем горе знают только близкие, а что на уме у Юлии, известно даже этим кошачьим рыбам!
– Это как раз не страшно, – Франческа чуть улыбнулась, Муцио обожал эту ее улыбку, а она выходит замуж за талигойского маршала. – Рыбы молчаливы, а вот Дерра-Пьяве – не слишком. Ты ревнуешь к Ворону?
– Да нет же! Пусть любит хоть Валме, только молча! Почему я должен это знать? Что за дурацкие условия, можно подумать, мне нужно ее сердце!
– Ну так его тебе и не предлагают. Ты предпочел бы, чтобы жена донимала тебя своей любовью и рыдала от твоей холодности?
– Я предпочел бы, чтоб она молчала, и чтобы у нее в голове было хоть что-то! Моя жена не должна опозорить ни нас с отцом, ни Фельп.
– Твое счастье, Луиджи, что я за тебя замуж не выйду. – Франческа привстала на цыпочки и отломила темно-красный бутон, оказывается это перистое умело цвести! – Ни одна женщина, у которой в голове есть хоть что-то, не выйдет за тебя без острой на то необходимости. Умная жена либо будет тобой вертеть, возможно, еще и изменяя, либо тебя отравит. Я бы отравила.
– Пусть об этом болит голова у Савиньяка!
– Зачем? – женщина поднесла сорванный цветок к губам. – Эмиль меня любит так же, как любил Муцио. И тоже боится покоя, того, что мы привыкнем друг к другу и пламя погаснет. К счастью, моряки и маршалы уходят и возвращаются, этого довольно, чтобы сердце горело и не сгорало. Нет, я не стану травить человека, которого люблю и который от меня ничего не скрывает.
– Рад за вас. – Пора прекращать эти излияния! – На свадьбу тебя ждать?
– Скорее всего. Имей в виду, если к осени не случится ничего по-настоящему неожиданного, на свадьбе будет и регент Талига. Все, и в первую очередь мориски, должны увидеть, что Рокэ Алва – друг Фельпа и Ургота. Постарайся вести себя прилично.
– Втолкуй это Юлии. Жениться на девице, которая прилюдно бросается на шею хоть бы и регенту Талига, я не смогу.
– Она не бросится, по крайней мере при всех, а вот ты наверняка будешь с ним пить и рискуешь выставить себя не лучшим образом. Насколько я понимаю Алву, ему ревнивцы не нравятся.
– Ты хочешь сказать, что я ревную? Этот… пиончик?!
– Несомненно. Причем из всех видов ревности твоя не только самая пошлая, но и самая безвыходная. Ты избавишься от нее, лишь добившись любви, но у ревнивцев обычно с этим плохо.
– Не думал, что мне захочется назвать глупой женщину, которая… которая…
– … добыла твоему отцу корону?
– Нет, была женой моего друга… Я считал тебя и своим другом, видимо, зря.
– Если под дружбой понимать прикладывание примочек к царапинам, то на такую дружбу я в самом деле неспособна, но счастья я тебе желаю, а быть счастливым с Юлией ты, именно ты, сможешь.
– Так мило дураком меня еще не называли! Тебе нужна ссора, Франческа? Ты поняла, что хочешь стать правящей герцогиней, но теперь это не выйдет? Или я тебе напоминаю о том, что ты хочешь забыть?
– До сего дня ты мне не напоминал ни о чем, теперь, видимо, будешь. Рыб на дне бассейна и пионы, а ссора мне не нужна и ее не будет. Послезавтра я уезжаю в Талиг, для начала – к графу Валмону. Нужно решать с торговыми пошлинами и преференциями, Фельп был и остается торговым городом, а теперь ему предстоит содержать еще и герцогский двор, а это удовольствие не из дешёвых.
– И поэтому ты подбиваешь меня разводить морисские сорняки!
– Да, потому что злящийся с утра до вечера герцог обойдется дороже двора и флота вместе взятых, – женщина заложила цветок за диадему и свернула на боковую тропинку. Луиджи непонятно зачем тоже повернул.
Идти рядом было невозможно, смотреть Франческе в спину не хотелось, к тому же нахальные растения так и норовили сунуть в глаз ветку или висячий корень. Не будь этого Луиджи бы понял, куда выводит дорожка раньше, а так свисающие чуть ли ни до земли пестрые плети внезапно расступились и счастливого жениха вынесло к бассейну с фонтаном. Другому, но на дне все равно шевелили плавниками все те же пегие рыбины...
Предыдущие треды: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
@темы: Рассвет, Обсуждение канона
Дорогой барон!
Благодарим Вашу Милость за письмо от 11.58. С прискорбием мы узнали, что наши невинные разговоры во время второго завтрака, вывели Вас из столь необходимого для вашей тонкой работы душевного равновесия и спокойствия ума. Мы так же были расстроенны, узнав о Вашем недовольстве местом, в котором мы вели вышеозначенную дискуссию на раздражающую Вас тему. Мы приносим свои извинения, однако спешим уведомить Вашу Милость, что в ближайшее время у Вас не будет возможности получить весточки от всеми почитаемой Хозяйки:
Королева-Автор ушла в храм, где она пробудет некоторое время, поминая жертв Кровавой 6-летней Войны и вознося хвалу ее Победителям.
Ваше письмо вызвало у нас крайнюю обеспокоенность Вашим здоровьем. Безусловно, Ваши знаменитые ум, проницательность и суровое очарование позволяют вам достать себе свежих булочек с сливками в любое время и в любом количестве. Ваше сетование на отсутствие этих деликатесов заставляет нас переживать за Вашу Милость. Мы умоляем Вас немедля сообщить нам о любой помощи, которую мы в силах Вам оказать, в случае нездоровья Вашего духа или тела.
Уповаем на то, что сие письмо найдет Вас в добром здравии и умиротворенном расположении духа.
Покорно Ваши,
Аноны из Оэголика.
Вот в Вержетте - сразу за самокритикой Лионеля, что с головой у него худо, а Проныра - умница: "Серебряная маска равнодушно созерцает небо Вержетты, она спокойна, как и Салиган, а проверить ее, пока дуксу было тошно, до тебя не дошло." Комплимент Салигану, заметил, что Салигану было тошно, упрекнул себя. Лионель с ним рядом почти человек местами. Он говорит Салигану спасибо. Он сразу соглашается ехать за Салиганом - сначала согласился, потом спросил куда (к Вальдесу). Салиган сказал свистни - Лионель тут же свистнул (буквально). И во всем, во всем Ли доверяет Салигану, вслепую, и только нахваливает! "На щель, годную лишь для того, чтоб обдирать лошадям бока, без Салигана никто бы и не глянул, но дукс спешился и решительно полез именно туда. Что ж, ему должно быть виднее..." И вид Салигана иначе как "отрешенно-поэтическим" не называет.
Как можно удивляться, что теперь Салиган лежит у Савиньяка в кровати? Да Лионель дрочит на него больше, чем Окделл на косу Алвы
В связи с такой популярностью Салигана его можно в традициях французского королевского двора назвать "великий миньон"
Беата, вдова с булками:
– Обойдемся, монсеньор, – хозяюшка улыбнулась сквозь слезки. – Вы уж простите… Обидно мне было.
– Ты сама наглупила, – Эмиль поправил слегка сбившийся воротник. К старой знакомой договориться… пусть будет о постое, он заскочил на пару минут, после чего его ждал Райнштайнер. – Зачем было девочкам навязываться?
– Ну… Я думала…
– Зря!
– Но ведь Проэмперадор и эта… беленькая… Я все-таки честная вдова, болтали бы меньше. Нет, замуж он ее так и так пристроит, но это когда еще!
– Беата, – Эмиль тронул пальцем прелестный носик, – ты не думай, ты тесто ставь! Братец у меня не аскет и никогда им не станет, но эти две малышки ему для дела нужны. Ты бы, прежде чем к ним в подружки набиваться, меня б спросила.
Аноны, вот он, глас народа. Селина, и Меллит с ней, маркитантки обыкновенные, солдатские девки обычные. И Лионелю они нужны для дела, проституции.
Слезки... бррр!
Беата между прочим дело предлагала. Вдовая дуэнья при незамужних девицах воспринималась естественным гарантом нравственности. А то, что двух взрослых благородных по самое не могу маршалов репутация девиц не волнует, это странно. Да, постфактум обручение или женитьба на Вале никаким образом подмоченную репутацию не спасли бы. И с предложениями о браке никто бы в очереди к ним не стоял. Да и не стоит, или я плохо читала.
– Я хочу выпить за вас! Не знаю, как такое вышло, но вы и Салиган… Почему вы это делаете? Катари… сестра сказала на суде, что вас всегда предавали! Всегда, а вы даже не мстили, но так же нельзя. Предавать вас нельзя! Я получил от вас две жизни и Дракко, но и это не все… Трудно объяснить…
– Хочешь сказать, что не предашь? Это очевидно, а Рамон… На моей памяти он еще ни разу не продал то, что я бы назвал совестью, зато все остальное, если сторгуетесь, твое.
Рамон… На моей памяти он еще ни разу не продал то, что я бы назвал совестью, зато все остальное, если сторгуетесь, твое.
Здрасьте. Значит, все, что говорили в прошлом треде про Салигана, предавшего Алву на суде, не считается. Алва не считает, что он предавал. Значит, сговор, работа под прикрытием.
Хозяюшка...фееее.
Вдовая дуэнья при незамужних девицах воспринималась естественным гарантом нравственности.
Хоть бы формальности соблюли. Даже если Беата по факту сама с Эмилем и будет навроде сводни. Ну хоть полк фульгатов не пустит сразу! Мозгов-то у Беаты больше, чем у Селёдки!
Эмиль вообще кобель тупорылый... или нет?! Аноны! "Сначала бы спросила..."
Аноны, Савинькам нужна подмоченная шлюшья репутация путан Аконы! Значит, неприличных девок из них делают специально! Эти две дуры, рыжуля и беленькая, купились на какие-то внешние "ништяки", думают, что они крутые, а их сделали незамужабельными. Даже Давенпорт вот-вот одумается, что подстилка-безродная-эмигрантка - это "зашквар".
Зачем Эмилю и Лионелю делать этих двух нерукопожатными? Хм. Допустим, превентивно ударить по репутации, чтобы не допустить брака Селины с Рупертом или Бруно? Заранее расшифровали, что к тройнику на троне все идет?
Или причина экономическая? Они обещали Коко двух будущих Марианн в обмен на шпионо-контрабандную поддержку? Девичья честь - разменная монета, главное - бриллианты для диктатуры Савиньяка?
Или причина экономическая? Они обещали Коко двух будущих Марианн в обмен на шпионо-контрабандную поддержку? Девичья честь - разменная монета, главное - бриллианты для диктатуры Савиньяка?
Сводники, одни только сводники кругом! Сутенеры во дворянстве!
"...ныне вот эти знатные сводники управляют миром, герцоги, маркграфы, просто графы, кавалеры. Должна тебе сказать даже больше, среди них встречаются короли, папы, императоры, султаны, кардиналы, епископы, патриархи, софии и всякие другие."
Тоже воды не держит. Дриксенский аристократ, пытающийся захватить трон во время госпереворота и рассчитывающий на поддержку других древних фамилий женится на непонятной талигойской девочке? Да его Штарквинды первыми в болоте утопят и скажут, что так и было.
– Подробнее.
– И покрасочней, – вмешался, придерживая бугрящуюся куртку Салиган. – У меня впереди так много серенького.
Увы, ничего захватывающего в поимке поддержавшего Заля мерзавца не было. Драгуны в поисках дезертиров, завернули в Дарвиль, и один добрый горожанин донес на соседа, как на укрывателя. Пошли проверять и обнаружили в погребе целого губернатора, да не просто так, а с вполне приличным приданым. Сопротивления Укбан не оказал, напротив, уяснив, что перед ним люди Савиньяка, принялся настаивать на личной встрече с, как ему думалось, Эмилем. Бертольд решил добычу на сей счет не просвещать, предоставив сие начальству. То, что Савиньяку придет в голову провожать Салигана, капитан не знал, встреча средь заснеженных полей вышла случайной, но отсылать драгуна с его трофеем к Стоунволлу Ли не стал.
– Хорошо, – распорядился он, – давайте его превосходительство сюда.
Общество Заля на Укбане особо не сказалась, выглядел граф недурно, с драгунским мерином управлялся прилично, а лакейские плащ и шляпа шли ему несказанно, о чем Ли и сообщил.
– Вынужденная мера, – господин губернатор с деланой непринужденностью рассмеялся. – Но, Эмиль, как же я рад встрече с вами! Собственно, вас я и искал.
– В погребе с ветчиной? – слегка удивился Лионель. – Странное же у вас обо мне сложилось мнение.
– Вы все так же остроумны. – Укбан улыбнулся, как улыбаются при дворе Олларии. – А я ведь теперь должник, ваш и ваших молодцов. Сейчас я, к несчастью, не при деньгах, но оказанных услуг, как вы помните, не забываю.
– Не помню. Вы решили расстаться с Залем?
– Я не расстался, – граф доверительно понизил голос, – я, едва представилась такая возможность, бежал. От губернаторов Западной Придды никогда не требовалось мужества, будь иначе, я бы этот пост никогда не получил. Заль меня запугал, отобрал печать и возил с собой, лишив даже камердинера. Кстати, у этого негодяя цирюльник, и то отвратительный...
Здесь требовалось посочувствовать и рассмеяться, но Ли не сделал ни того, ни другого, лишь погладил начинавшую приплясывать Проныру. Пришлось рассказчику смеяться самому.
– Вы не поверите, – отсмеявшись, Укбан решил вздохнуть, – какие способы бегства я успел изобрести за эти три месяца, а вышло всё до удивления просто. Стерегшие меня подлецы устроили драку, и я просто ушел. Мне посчастливилось встретить сперва доброго человека, а затем ваших драгун.
– Доброму человеку вы что-то обещали?
– Обещал и исполню. Это долг чести.
– Какое странное слово, – доселе молчавший Салиган откинул капюшон. – Я имею в виду – в ваших устах.
– Маркиз? – слегка растерялся Укбан. – Вы?
– Не маркиз, а дукс, – с достоинством поправил Раймон. – Расстрелял бы ты его, а то потом не отмыться будет.
– Ваши вечные шуточки… – делано хохотнул заячий пособник. – Надеюсь, маршал не примет их всерьез.
– Дуксы не шутят, особенно свободные! – Жан-Поль убрал руку с груди, позволяя коту высунуть нос. Нос незамедлительно высунулся. – Порой можно оставить в живых парочку-другую бандитов, но не губернаторов, у которых отбирают печати, оставляя булавки. Уверяю тебя, это очень хороший рубин, я его помню.
– Конечно, – огрызнулся Укбан. – Вы же вор и лжесвидетель!
– Не только. Я многогранен, а вас надо расстрелять…
– Удивительно неприятная шутка, – бывший губернатор, скрывая злополучную булавку, запахнул плащ. – Маршал, я не собираюсь вступать в спор с этим…
– От вас этого никто не требует. – Укбан не бесноватый, но обнаглеть успел. – Вы подписывали приказы вместе с Залем?
– Один или два раза… Поймите, у него в любом случае была моя печать, к тому же в первые дни я не сомневался в его правдивости, а вторжение адмирала Вальдеса в мирную процветающую провинцию выглядело, мягко говоря, спорным. Потом я начал подозревать, что Заль не просто злоупотребляет своими полномочиями, но не имеет их вовсе, но что я мог ему противопоставить?
– Конечно, ведь у вас не было даже камердинера.
– Врет, – припечатал, зевая, Салиган, явно ничего хорошего в отношении бывшего губернатора Западной Придды не предполагавший. – Эти сапоги чистили не далее чем вчера, и отлично чистили. Ли, когда ты его расстреляешь, отдай их кому-нибудь симпатичному…
– Создатель! – Укбан подался вперед и, видимо, задел шпорой драгунского мерина, на которого его посадили. Мерин взбрыкнул задом, но в седле граф усидел. – Лионель?! Собственной персоной, но мы… Я не сомневался, что против Заля ваш брат. Ваше неповторимое сходство…
– Помолчите! – Савиньяк махнул рукой, подзывая драгун. – Бертольд, когда доберетесь до квартиры, обеспечьте господину Укбану те же условия, что в Дарвиле.
Укбан понес какую-то чушь, но Ли уже не слушал, и бывшего во всех смыслах губернатора уволокли вместе с мерином, рубином и недоумением.
– Я ведь тебе уже говорил, – напомнил о себе Салиган. – что блох из Шарли надо вычесывать, не дожидаясь наследника? А то разбегутся.
– Не говорил, но ты прав.
– С блохами или с расстрелянием?
– И с тем, и с другим.
Расстрелять мокрицу в самом деле было бы неплохо, но Рокэ неплохо бы пугнуть воспрянувших ызаргов, а Укбан будет просто отменно выглядеть на эшафоте. Хуже, что по провинциям отсиделась уйма дряни, не успевшей ни предать, ни продаться. Сейчас она бросится пробиваться наверх, не забывая трясти своей верноподданностью. Написать, что ли, матери? Пусть сочинит про хромых ызаргов, опоздавших к дохлятине и объявивших себя на этом основании волкодавами.
– Не грусти, – внезапно потребовал дукс, поправляя запрещенную в свободной Данарии перевязь со шпагой, – ты еще молод и у тебя все впереди, в том числе и кот. Прощай, дальше я еду один. Будь счастлив и помяни меня в своих молитвах, или поручи кому-нибудь. Дювье, например, тот точно молится.
– А Джанис разве нет?
– Ты догадался! Ты прекрасен! Пожалуй, я завещаю тебе гайифское бюро, оно сейчас в нашей с Рокэ домовой церкви, но если я уцелею, вы оба не получите ничего, кроме счастья.
Смотреть в спину уходящим всегда невесело, но Ли следил за удаляющимся всадником, пока тот не скрылся в серо-зеленом распадке. Чуждая сантиментов Проныра извернулась и прихватила замечтавшегося всадника за сапог, она не желала топтаться на месте. Она была права, как сам Кабиох.
Записан
"Нельзя научиться любить живых, если не умеешь хранить память о
О какой провинции речь? Что-то я совсем запуталась в передвижениях Вальдеса.
Счастливая семья Ли/Рамон/Рокэ ждет нас в эпилоге?
А может, это в Тарме было. Райнштайнер же придумал, что все в Акону не пойдут, в Тарме останутся. А вдова из Герлё. Не знаю, где это, звучит на французский манер.
Во дворце у Ноймариненов каткклизм какой нибудь устроят, а что с отсидевшимися будут делать?
Анон, это не я придумал, а Бруно Зильбершванфлоссе. Как Дойль я плююсь с тобой, но как Ватсон я помню, что в Рассвете 4/5 Руппи сделал предложение Селине, а Бруно решил сам на ней жениться и подложить ее по Руппи для осеменения. Так что воду держит в том смысле, что это реальный план в мире Этерны.
опять фетишизм с сапогами.
а вот этот фрагмент говорит что правление клики Ноумаров - Дораков - Савиньяков - Алва на самом деле у всех в печенках сидит, и даже губернаторы готовы воспользоваться любым случаем что бы эту пакость убрать.
Анон, я твою мысль понимаю, но у меня от этого Талига времён КНК 2.0 так подгорает до сих пор, что мы с совой тихо плачем в уголочке.
Я по меркам ОЭголика архилояльный анон, который читал почти все и все считает каноном, но что-то чем дальше, чем больше я сомневаюсь, что буду дочитывать. Пересказ анонов меня вполне устраивает...
Хуже, что по провинциям отсиделась уйма дряни, не успевшей ни предать, ни продаться. Сейчас она бросится пробиваться наверх, не забывая трясти своей верноподданностью.
Вот это как раз то, что Камша хотела написать в Р-5 и считает, что написала, помните, после выхода книги она еще комментировала чуть ли не этими же самыми словами? Так что, видимо, да, в следующих книгах мы будем наслаждаться курощением и низведением тех, кто не успел ни предать, ни продаться.
Написать, что ли, матери? Пусть сочинит про хромых ызаргов, опоздавших к дохлятине и объявивших себя на этом основании волкодавами.
О да, притчи Арлетты это как советская газета "Правда", всем в стране крайне интересно и важно знать, что там написано.
Эмиль вообще кобель тупорылый... или нет?! Аноны! "Сначала бы спросила..."
Аноны, Савинькам нужна подмоченная шлюшья репутация путан Аконы! Значит, неприличных девок из них делают специально! Эти две дуры, рыжуля и беленькая, купились на какие-то внешние "ништяки", думают, что они крутые, а их сделали незамужабельными. Даже Давенпорт вот-вот одумается, что подстилка-безродная-эмигрантка - это "зашквар".
Зачем Эмилю и Лионелю делать этих двух нерукопожатными? Хм. Допустим, превентивно ударить по репутации, чтобы не допустить брака Селины с Рупертом или Бруно? Заранее расшифровали, что к тройнику на троне все идет?
Или причина экономическая? Они обещали Коко двух будущих Марианн в обмен на шпионо-контрабандную поддержку? Девичья честь - разменная монета, главное - бриллианты для диктатуры Савиньяка?
Аноны, перефразируя старую поговорку о том, что в споре вначале следует выслушать спорщика, возможно он не так уж и неправ, для ответа на эти вопросы можно заглянуть в книжку, там на это как раз отвечено довольно подробно.
Письмо Селины матери:
Монсеньор еще в Гёрле распорядился подыскать нам подходящее жилье, и нам подыскали двухэтажный особняк с мезонином. Дом старой постройки, из тесаного камня, первый этаж совсем древний, выше надстроено уже после Двадцатилетней войны. Маршалу здесь очень нравится, он сразу понял, что мы здесь будем жить, и я уже пускала его погулять. За домом есть сад, а еще дальше — речка, приток Виборы, за ней тоже предместья, но попроще. Там стоят «фульгаты», которые теперь объезжают окрестности вместе с бергерами, потому что прошлое начальство расплодило мародеров, но ты не волнуйся, в городе их нет, а скоро не будет и на дорогах.
Домовладелец — драгунский полковник господин Шерце, он сейчас в армии, а госпожа полковница с детьми гостит у своей матери в Жевале, это недалеко от Креденьи, где живет господин граф. За домом смотрит управляющий господин Густав, он уже пожилой и раньше был военным. Его сын погиб на Мельниковом лугу, и господину Густаву пришлось подыскать себе место, потому что он не воровал и у него нет состоятельных родственников. Бабушке бы господин Густав не понравился, а бабушка не понравилась бы ему, особенно если бы стала говорить, что воруют и обманывают все. Если можно, постарайся сделать так, чтобы я не встречалась с бабушкой и господином графом, потому что мне пришлось бы им сказать, что они ошибаются и ведут себя некрасиво. В Кошоне я о таких вещах не думала, но теперь я узнала много порядочных людей, и мне за них ужасно обидно.
Кроме господина Густава и его жены, доброй женщины с больными ногами, от прежних хозяев остались кухарка и служанка для комнат, она ночует у себя дома, а ее муж по утрам топит нам печи. Еще есть садовник, который приходит один раз в три дня, но зимой у него работы не будет. Сначала я думала, что было бы хорошо, если бы с нами поселилась госпожа Беата, у которой в Гёрле квартировали маршал Эмиль Савиньяк и Монсеньор. Госпожа Беата очень хотела перебраться в Акону, но Монсеньор сказал, что нам она не нужна, и господин Густав подобрал для нас с Мелхен горничную, дочь убитого два года назад сержанта. Девушку зовут Нора, и ей нравится грызть орехи и болтать с двумя солдатами, которые нас по очереди охраняют.
И размышления Луизы на эту тему:
Что устроил бы «нежный цветочек», проведав о внучкиной эскападе, капитанша представляла с трудом, сама же Луиза могла лишь завидовать Сэль, не только разъезжающей по Талигу с бравыми вояками, но и добившейся от них братской нежности.
В том, что «закатные кошки» сделают рагу из любого, кто окрысится на Селину, Луиза не сомневалась. Как и в том, что их красивый капитан при всей своей разухабистости совершенно безопасен. И бесполезен — не вообще, а как жених. Прочитав и перечитав дочкино послание, госпожа Арамона пришла к обнадеживающему выводу — Сэль больше не собирается оставаться в девах и воспитывать детей Алвы, иначе она нипочем бы не призналась в теперь уже проходящей любви. Место одного «Монсеньора» незаметно занимает другой, но дочке это еще требуется понять, а Савиньяку — принять. Тут очень бы пригодилась лихорадка или тяжелая, но не смертельная рана, однако маршалов ранят реже, чем капитанов.
Госпожа Арамона с сожалением выбросила из головы прелестную картинку с мечущимся в неопасной горячке белокурым красавцем и возлагающей ему на лоб тряпочку дочкой. Предполагать, что Проэмперадор примется звать в бреду Сэль, было слишком даже для размечтавшейся мамаши. Для начала хватит и того, что Савиньяк не подпустил к девочкам явно наладившуюся за братцами-маршалами лахудру и выполнил данное Селине обещание, лично удостоверив, что девица Арамона, удрав с «фульгатами», действовала на благо Талига.
Т.е., Ли наоборот, всеми силами укрепляет репутацию девиц, найдя для их присмотра приличную семейную пару и обломав явную народную куртизанку. Плюс широко распространяется информация, что Селина Лионелю нужна исключительно для дела, т.е., выявления бесноватых. Поэтому и Эмиль объясняет посчитавшей Селину простой любовницей Лионеля Беате, что братец у него явно не святой, но это не тот случай и отношения у них исключительно рабочие.
По факту, о репутации обоих звездочек явно заботятся и шлюхами их никто не считает. И если про Селину и могут ходить слухи, то Мелхен считается исключительно приличной девицей, что Селина ей прямым текстом и озвучивает
Представляю диалог:
Б. Давай так - иметь Селину будешь ты, а вся власть - мне.
Р. А может лучше наоборот - вся власть мне и имейте Селину сколько хотите?
Дык, да! Анон в прошлом тредике возражавший против такой трактовки, возражал только против того что она была изначально так задумана, а сейчас то и Катя святая, и Робер гоганского мальчика не убивал, и Алва - змея подколодная.
Анон уверен, что если бы Эстебан не почил в первом томе - быть ему положительным героем в белом плащике, который все правильно делал.
Грохнут Раймона. Почти наверняка.
Но да, прописан он откровеннее некуда.
Не, судя из спойлеру, это лишь для особо злостных и запятнавших. Остальных, не успевших "ни предать, ни продаться", победит Арлетта своим могучим литературным даром,
что гораздо страшнееНиззя, он одинокий эорий, у которого нет детей.
По факту, о репутации обоих звездочек явно заботятся и шлюхами их никто не считает. И если про Селину и могут ходить слухи, то Мелхен считается исключительно приличной девицей, что Селина ей прямым текстом и озвучивает
Но дуэньи у девушек из этого письма так и не вырисовывается. Ни горничная, ни жена хозяина дома на это звание как-то не тянут. Дуэнья это замужняя или овдовевшая дама с хорошей репутацией, которая сопровождает незамужнюю девушку и присутствует при встречах с означенной девушки с мужчинами. Смысл ведь не только в присутствии рядом особи женского пола. Так бы они и сами друг другу дуэньями были.